Случай

    Ситуация оборачивалась скверно: болезнь набросилась внезапно, как зверь, прыгнувший из засады. Николай сперва пытался не обращать внимания на ломоту в теле – мало ли пустяковых недугов проходят сами собой – но наконец вынужденно признал: дело серьёзнее, чем ему представлялось вначале. Как назло, в рации сел аккумулятор: связаться со своими нечего и надеяться.

    Долгий июльский день клонился к вечеру, это тоже не добавляло энтузиазма. Егерю не впервой случалось ночевать в тайге, поэтому особо беспокоиться о нём не станут. Да только всяко лучше бы добраться до дому.

    Волнами наплывал жар. Ломило виски, да так, что временами приходилось закусывать губу, чтобы не застонать в голос. Противная дрожь всё чаще пробегала по телу, выступая холодным потом на спине. Похоже, эту хворобу придётся-таки перележать. Липовый цвет, малиновый отвар, и как тяжёлая артиллерия – таблетки из аптечки. Главное – суметь до них добраться.

    Обстоятельства усугублялись тем, что на толковую медицинскую помощь рассчитывать не приходилось: в округе никакого жилья не было на многие километры. Если не считать их с Трофимычем да Варькой егерского кордона.

    Самое неприятное, что окрестной тайги, которую за все годы Николай изучил как свои пять пальцев, он сейчас никак не узнавал. Как говаривал в таких случаях Трофимыч, «блазнило»: воспалённый мозг время от времени подкидывал фантомы. Вот вроде бы за деревом затаился человек, а на поверку – сломанную ветку треплет ветер... Голова горела, пульс отдавался в темени неровными толчками, мысли путались, и вроде бы привычные места неожиданно оборачивались совершенно незнакомыми дебрями.

    Да ладно, пусть бы трепала температура, но уж что совершенно никуда не годилось – ноги отяжелели и стали ватными. Каждый шаг требовал усилий, дыхание сбивалось, и самая обычная ходьба давалась с большим трудом.

    Обойдя куст, который зазывал к себе, кивая ветками, Николай вышел на поляну. Вывороченный пень поднимал корни к небу, в упор глядя на него свирепыми жёлтыми глазами… А нет, опять померещилось, нет у него никаких глаз.

    В изнеможении привалившись к стволу старой сосны, Николай рассудил: наверно, где-то недалеко люди – раз уж пень, то кто-то должен был его спилить? Но потом разглядел: пень буреломный. Сломанный ствол, весь в грибах-трутовиках, лежал поодаль, начав уже обрасать сизым лишайником.

    Но на краю поляны виднелся шалаш. Так, по крайней мере, казалось измученному мозгу. Да нет же, вот и костерок догорает, сизый дымок – последний вздох умирающих углей – щекочет ноздри. Ну, как бы там ни было, здесь люди. Вот и славно, теперь всё будет хорошо.

    И тут организм сдал окончательно. Дальше идти было немыслимо. Ничего, сейчас ему помогут, иначе и быть не может. Тут вода, лекарство. Если повезёт, то и связь.

    – Эй, хозяева! – позвал егерь, тяжело опускаясь на землю у костра. – Есть кто живой?

    Что-то встречать его никто не спешил.

    Быстро темнело. Солнце ещё цеплялось за верхушки лиственниц, но внизу, у корней, уже торопливо сгущался сумрак. Похолодало. Ничего не оставалось, как попытаться устроить себе ночлег, не дожидаясь таинственных хозяев. Отмахиваясь от оживившихся к ночи комаров, Николай забрался в шалаш, где обнаружил расстеленное на слое сухого мха одеяло и примитивный стол из жердей. Судя по спартанской обстановке, обитатель шалаша коротал дни в гордом одиночестве.

    Пожав плечами, егерь опустился на чужое ложе и устало прикрыл глаза: всё равно толку от них было мало – внутри было почти совсем темно. Ладно, подумал он, пусть уж неведомый домохозяин простит – не до политесов сейчас. Все извинения утром.

    Кружилась голова. Жар, словно откликнувшись на движение тела, окатил новой волной дрожи. Пережидая приступ горячки, Николай сцепил зубы, стараясь дышать медленно и равномерно. Наощупь нашёл фляжку на поясе и через силу глотнул воды.

    Время словно остановилось. Мысли, освободившись от контроля, затеяли свою игру, представляя разгорячённому мозгу быстро сменяющие друг друга картины. Вот изумрудно-зелёная чайка над морем, ухмыляясь, проорала что-то на старофранцузском. – и тут же сгинула в потоке света, излучаемого новогодней ёлкой. Вот хмурый Трофимыч, ворча, отбирает у собаки ружьё, а та огрызается и не даёт… А вот Варвара зачем-то доказывает заскочившему на огонёк безрукому геологу, что корень из пяти шестых есть число иррациональное… Эх, и почему этот внутренний огонь жарит, словно печка, в которой переизбыток углей?!

    – Э, да ты, гляжу, совсем расхворался! – встревоженный голос вернул Николая к действительности.

    Егерь попытался сесть, но чужая рука, повелительно опустившаяся на горячий лоб, удержала его.

    – Лежи-лежи, – приказал невидимый в темноте собеседник. – Небось, по болоту ходил? Угораздило же именно сегодня!

    – А что, нынче день какой-то особенный? – вопрос выскочил сам по себе.

    – Не твоё бы дело, – неопределённо ответил собеседник. – Вот, возись теперь с тобой…

    – Я утром уйду.

    – Уйдёшь, конечно. А пока на-ка вот, выпей.

    Жидкость в берёзовом туеске чуть горчила, но не была неприятной на вкус. Чувствовались в ней лесные травы, ягоды, мёд и ещё что-то непонятное, как бы позабытое, но будившее воспоминания, далеко скрытые в глубине сознания. Словно к то-то перенёс его в далёкие времена, когда детские условности игры обладали непререкаемой харизмой правды.

    – Что это?

    – Пей-пей. Отвар. Иначе тебе не выздороветь.

    Первый же глоток отозвался в горле душистым взрывом странного вкуса, приносящим облегчение. Было похоже, словно взявшаяся из ниоткуда женщина в белых одеждах положила ему холодную руку на лоб, нежно и властно приказав: теперь спи! Николай хотел было её спросить о чём-то, но, побеждённый чужой волей, бессильно откинул голову на подушку, роль которой играла свёрнутая комом куртка или что-то подобное. Глаза сами собой закрылись, и его поглотила жадная ватная чёрнота. Впрочем, чернота эта была не идеальна: то и дело проступали бледные огоньки, словно кто-то в этой тьме хотел и не мог пробиться к свету. Тоскливый шелест листьев в высоте убаюкивал и в то же время словно звал куда-то, нашёптывая и предупреждая: будь осторожен! Но в сон тянуло неумолимо, и Николай, окончательно сдавшись, провалился в тёмную мглу, в которой то и дело мелькали обрывки назойливо сменявших друг друга картин.

    «Почему бы вам не оставить меня в покое? Я же никому из вас не сделал ничего плохого!» – обращалась к видениям одна половина сознания, а вторая с отстранённым любопытством наблюдала за возникающими и меняющимися образами – со своей стороны, с сомнением и неодобрением поглядывавшими на человека. Егерь понимал, что все эти навязчивые порождения взбудораженного мозга – следствие недавнего жара. Неясные, сбивчивые бормотания напоминали речь, но как ни вслушивался в них Николай, ничего разобрать было нельзя – словно множество людей разговаривали на чужом языке. И он, погружаясь в чуждое уху звучание, никак не мог решить: то ли это шумят ветры в хвойных вершинах, то ли где-то в далёкой низине ведут нескончаемый спор лягушки.

    Изредка губ его касался берестяной ковшик, и тогда, после очередного глотка, видения на некоторое время отдалялись и становились неясными и расплывчатыми, и вновь разливалась по телу успокаивающая прохлада. Смутные картинки истончались, становились далёкими, словно он рассматривал их в перевёрнутый бинокль, а неясный их лепет доносился всё тише. И, наконец, на него снизошла благословенная тишь, когда в пространстве вокруг не стало никого, и утомлённое тело забылось крепким и отрешённым от всего ненужного сном.

    Утром, открыв глаза, егерь почувствовал, что полностью здоров. Он лежал на чуть обозначенном возвышении, покрытом ковром мха. Никакого шалаша, стола и одеяла не было и в помине.

    – Попритчилось, – решил Николай. – Эк его, как меня вчера разморило…

    Он рывком сел и с удовлетворением обнаружил, что руки и ноги слушаются безотказно, изменившая было сила вернулась, а от вчерашнего головокружения не осталось и следа. Аккуратно завязанный вещмешок стоял поблизости – хотя егерь, хоть убей, не помнил, когда и как его снял с плеч. Усмехнувшись, он поднялся и внимательно осмотрелся, прикидывая, куда забрёл накануне и в каком теперь направлении дом. Осмотрелся – и замер: возле потухшего костра валялся забытый кем-то, но смутно знакомый берестяной ковшик…

    Автор: Д. Федорович

    Источник: https://litclubbs.ru/articles/61141-sluchai.html

    Понравилось? У вас есть возможность поддержать клуб. Подписывайтесь, ставьте лайк и комментируйте!

    Подписывайтесь на наш второй канал с детским творчеством - Слонёнок. Откройте для себя удивительные истории, рисунки и поделки, созданные маленькими творцами!

    Публикуйте свое творчество на сайте Бумажного слона. Самые лучшие публикации попадают на этот канал.

    Читайте также:




Джон Девисон Рокфеллер

Кто весь день работает, тому некогда зарабатывать деньги.