История цилиндра: от эпатажа до униформы и музейного экспоната

Всякая великая эпоха нуждается в мифе о своем рождении. Для XIX века, века пара, капитала и строгой респектабельности, таким мифом стал бунт, вызванный шляпой. История эта, зафиксированная, как считается, в лондонских газетах 1797 года, настолько необычна, что кажется почти правдивой. Главный герой — галантерейщик Джон Гетерингтон. Этот джентльмен, видимо, решил, что существующие головные уборы недостаточно выразительны, и вознамерился явить миру нечто новое. Он взял за основу обычную шляпу для верховой езды, которая уже имела цилиндрическую форму и поля, но радикально ее модифицировал. Гетерингтон не просто увеличил высоту тульи до внушительных размеров, он также использовал для покрытия не традиционный бобровый фетр, а блестящий, провокационный шелк. Его главная ошибка, как писали газеты, заключалась в том, что он решил лично «выгулять» свое творение на публике.

Эффект превзошел все ожидания. Появление Гетерингтона на лондонской мостовой произвело фурор, сравнимый с падением метеорита. Как сообщалось, дамы падали в обморок, мужчины освистывали наглеца, дети кричали, а собаки, не выдержав такого посягательства на устои, начинали лаять. В хаосе этой стихийно образовавшейся толпы какой-то мальчик-посыльный был сбит с ног, и в давке ему сломали руку. Шум и беспорядки были вызваны, по-видимому, комбинацией двух факторов: неестественной высоты шляпы и ее «сияющего блеска», который в тусклом лондонском свете действовал на публику как раздражитель. Вмешалась полиция. Гетерингтона арестовали и доставили в суд. Ему было предъявлено обвинение в нарушении общественного порядка путем «появления на публичной магистрали в высоком сооружении на голове, имеющем сияющий блеск и рассчитанном напугать робких людей». Суд признал его виновным и оштрафовал на 50 фунтов стерлингов. В те времена это была колоссальная сумма, сопоставимая с годовым доходом квалифицированного ремесленника. Легенда гласит, что власти даже поспешили принять закон, запрещающий ношение подобных головных уборов.

Эта история — идеальный маркетинговый кейс. Был ли Гетерингтон на самом деле? Историки моды до сих пор спорят, не была ли вся эта газетная заметка сатирой, злой шуткой, направленной против зарождающейся моды. Однако правда это или вымысел — уже не имело значения. Миф был запущен. Гетерингтон, реальный или вымышленный, стал символом дерзкого новаторства, а его шляпа — знаменем грядущих перемен. Он продемонстрировал главный закон рынка: если твой продукт вызывает у публики нервный срыв, значит, в нем что-то есть. Он не просто продавал шляпу, он продавал шок. Аристократия, привыкшая к своим парикам и треуголкам, инстинктивно почувствовала в этом высоком блестящем аксессуаре угрозу. И они не ошиблись. Эта шляпа, рожденная как дерзкая выходка, готовилась стать самой безжалостной и консервативной униформой в истории человечества, символом не бунта, а абсолютного, строгого порядка.

История цилиндра — это не столько история моды, сколько история экономики, доведенная до крайности. Чтобы понять, почему творение Гетерингтона было таким шокирующим, нужно понимать, из чего делали шляпы до него. На протяжении столетий главным материалом для мужской шляпы был фетр из бобрового меха. И не простого меха, а подшерстка. Секрет был в том, что крошечные волокна этого подшерстка имели микроскопические зазубрины, которые при обработке паром, давлением и — что немаловажно — нитратом ртути, сцеплялись намертво. Этот процесс, называемый «фетрованием» (или валянием), превращал рыхлую массу шерсти в плотный, водонепроницаемый и невероятно ноский материал. Шляпа из бобрового фетра, или «касторовая шляпа» (от castor — бобр), была чудом технологии своего времени. Она не боялась лондонского дождя, держала форму и служила десятилетиями. Именно эта практичность сделала ее золотым стандартом.

Но у практичности была цена. Во-первых, цена человеческого здоровья. Тот самый нитрат ртути, который использовался для обработки меха, был мощнейшим нейротоксином. Шляпники, постоянно вдыхавшие его пары, сталкивались с тяжелыми последствиями для здоровья. Их руки неконтролируемо дрожали, речь становилась бессвязной, они страдали от галлюцинаций и припадков паранойи. Знаменитое английское выражение «безумен как шляпник» (Mad as a Hatter) — это не литературная выдумка Льюиса Кэрролла, а тяжелая профессиональная болезнь, медицинский диагноз. Во-вторых, цена экологическая. Спрос на бобровый мех был ненасытным. Европейский бобр был истреблен практически полностью еще к XVII веку. Вся шляпная индустрия Европы переключилась на Северную Америку. Началась «бобровая лихорадка». Такие компании, как «Компания Гудзонова залива» или «Северо-Западная компания», снаряжали экспедиции не ради географических открытий, а ради пушнины. Трапперы, индейцы, торговцы — все были втянуты в беспощадную гонку за «мягким золотом». Это была индустрия, построенная на масштабном истреблении и эксплуатации коренных народов. К началу XIX века бобр оказался на грани вымирания и в Америке.

Вот в какой контекст вторгся Гетерингтон со своим шелковым цилиндром. Шелк был не просто «блестящим» и «пугающим» — он был дешевым (относительно). Это был вызов всей бобровой монополии. Изначально общество, как и положено консерваторам, уперлось. Джентльмены, как сообщает нам исходный текст, продолжали упорно носить бобровые шляпы. Они стали популярны в 1820-х годах, но все еще делались из старого доброго бобра. Это был знак качества: «Я ношу на голове целое состояние, я могу себе это позволить». Но к 1840-м годам ситуация стала критической. Запасы бобра иссякли. Цены на мех взлетели до небес. Индустрия отчаянно нуждалась в замене. И тут технология, наконец, догнала моду. Был изобретен «шляпный плюш» (hatter’s plush) — особый, плотный, ворсистый шелк, который натягивался на жесткую основу из нескольких слоев проклеенного льна (шеллака). Это было гениальное решение. Шляпа выглядела так же внушительно, как бобровая, но стоила в разы дешевле и не требовала истребления грызунов и отравления рабочих ртутью. Ну, почти не требовала.

Цилиндр победил не только потому, что шелк заменил дефицитного бобра. Он победил потому, что идеально совпал с главным социальным сдвигом эпохи — закатом аристократии и приходом к власти буржуазии. Старый мир рухнул под гильотиной Французской революции. Все, что ассоциировалось со старым режимом — пудреные парики, камзолы с вышивкой, шелковые чулки и, конечно, изящная треуголка — стало не просто немодным, а крайне нежелательным. На смену аристократу-бездельнику пришел новый герой — промышленник, банкир, юрист, политик. Человек дела. Этому новому человеку требовалась новая униформа. Эту униформу, по сути, изобрел знаменитый денди Джордж «Бо» Браммелл. Он ввел в моду то, что мы носим до сих пор: темный, строгого покроя сюртук, длинные брюки (вместо аристократических бриджей), белоснежную рубашку и тщательно повязанный шейный платок. Этот облик был декларацией: «Я не хвастаюсь рождением, я хвастаюсь своим вкусом и чистоплотностью. Я — серьезный человек».

Этому новому костюму не хватало только одного — короны. Треуголка была слишком вычурной, мягкие шляпы — слишком простонародными. И тут появился он — высокий, жесткий, черный, как символ индустриальной эпохи, цилиндр. Он был идеален. Он был архитектурен. Он не имел ничего общего с игривостью старой аристократии. Он был строгим, как бухгалтерская книга. Его высота зрительно увеличивала рост, делая фигуру более внушительной и авторитетной. Его жесткая форма не допускала никаких вольностей. Его черный цвет был символом серьезности, власти и капитала. Цилиндр стал униформой XIX века. Его носили все, кто имел хоть какой-то вес в обществе. От политика в парламенте до клерка в конторе, от фабриканта до врача. Он стал великим уравнителем — но только для тех, кто был допущен в клуб «приличных людей». Рабочий в кепке и джентльмен в цилиндре — это была четкая социальная граница, стена, выстроенная из шелка и шеллака.

Эта новая мода была кодифицирована и доведена до абсолюта принцем Альбертом, супругом королевы Виктории. Как и сообщает нам исходный материал, именно в 1850-х, после того как Альберт — главный покровитель промышленности и прогресса (вспомним Великую выставку 1851 года) — начал носить шелковые цилиндры, они окончательно вытеснили бобровый фетр. Альберт сделал цилиндр символом не просто богатства, а респектабельности. Мода превратилась в устав. Теперь все было строго регламентировано. Исходник прав: серый цилиндр (реже — бежевый) полагался для дневных мероприятий (скачки в Аскоте, свадьбы). Черный — для всего остального, особенно для деловых визитов и вечерних выходов. Появиться не в том цилиндре не в то время — означало совершить серьезный проступок, получить серьезный удар по репутации. Это были строгие правила этикета.

Думать, что все цилиндры были одинаковы — значит ничего не понимать в строгих правилах. Как и в любой системе, здесь были свои нюансы, свои «разрешенные» отклонения, которые только подчеркивали строгость общего правила. За почти сто лет своего господства цилиндр породил несколько основных модификаций, каждая из которых несла свою функциональную нагрузку. Самым знаменитым и радикальным был, конечно, «Стоувпайп» (Stovepipe hat) — шляпа-«дымовая труба». Это был ранний, агрессивный вариант цилиндра, популярный в 1810-х–1830-х годах. Он был очень высоким, с прямыми, как у трубы, стенками, и узкими, резко загнутыми полями. Именно такую шляпу прославил президент США Авраам Линкольн. Для него это был не просто модный аксессуар. При своем огромном росте Линкольн использовал эту шляпу как практичный гаджет — он прятал внутрь важные письма, юридические документы и заметки для речей. Это был его портативный офис.

К середине века, во времена принца Альберта, форма стала более "цивилизованной". Тулья стала немного ниже, а стенки приобрели легкий изгиб, слегка расширяясь кверху. Поля стали шире и мягче. Это был тот самый классический «викторианский» цилиндр, который мы видим на всех фотографиях и гравюрах той эпохи. Но у этой конструкции был один фундаментальный недостаток: она была жесткой и громоздкой. В ней было неудобно сидеть в театральной ложе. Сдать ее в гардероб? Но джентльмен не расстается со шляпой. И в 1830-х годах в Париже было сделано гениальное изобретение — «chapeau claque» (шапо-кляк), или «шляпа-хлопок». В России ее прозвали «шапокляк» — именно в честь нее получила свое имя знаменитая старуха из мультфильма. Это был складной цилиндр. Внутри него был спрятан пружинный механизм. Одним ударом ладони по тулье шляпа складывалась в плоский блин, который можно было носить под мышкой. Еще один щелчок — и пружины расправляли ее обратно. Это было чудо инженерной мысли, идеальное решение для оперы и театра. Правда, у него был свой минус: механизм часто ломался, и шляпа могла либо внезапно сложиться в неподходящий момент, либо отказаться раскрываться, превращая светский выход в неловкую ситуацию. Но кого волновала практичность, когда на кону стоял престиж?

Господство цилиндра казалось вечным. Он пережил революции 1848 года, объединение Германии, Гражданскую войну в США. Он стал символом целой эпохи, ее идеологии, ее капитала. Но его вытеснила не новая идеология, а технический прогресс. Причем сразу с двух сторон. Первым ударом, от которого цилиндр так и не оправился, стала Первая мировая война. Четыре года тяжелых боев стерли с Европы лоск викторианской респектабельности. Миллионы мужчин, вернувшихся с фронта, уже не хотели играть в «приличное общество». Жесткие воротнички, строгие сюртуки и, главное, громоздкие, непрактичные цилиндры казались насмешкой, реликтом из довоенной жизни, которая уже никогда не вернется. На смену цилиндру пришла мягкая фетровая шляпа — федора, хомбург, или простая кепка. Это была мода удобства, мода людей, уставших от любой униформы.

Но окончательный удар цилиндру нанес не окоп, а конвейер. А точнее, главный продукт этого конвейера — автомобиль. В ранних автомобилях, вроде «Форда» модели Т, крыша была низкой. Физически сесть в машину, не сняв цилиндр, было невозможно. Даже если ты ехал в открытом авто, первый же порыв ветра срывал эту «дымовую трубу» с головы. Цилиндр, который почти сто лет был символом прогресса, индустриализации и капитала, оказался беспомощен перед главным продуктом этой индустриализации. Он стал непрактичным. А XIX век, породивший его, ценил практичность (или хотя бы ее видимость) превыше всего. К 1920-м годам цилиндр окончательно вышел из повседневного обихода. Он превратился в то, чем является и сегодня: в реквизит. Его носят фокусники, потому что в нем удобно прятать кроликов. Его носит карикатурный «Монополист», как символ ушедшей эпохи капитала. И его надевают члены королевской семьи и аристократы на ультра-формальные мероприятия вроде скачек в Аскоте. Цилиндр, начавший свой путь как дерзкая провокация галантерейщика, оштрафованного на 50 фунтов, прошел путь от символа бунта до самой жесткой униформы в истории, чтобы закончить свою жизнь в качестве театрального костюма.

Понравилось - поставь лайк и напиши комментарий! Это поможет продвижению статьи!

Подписывайся на премиум и читай дополнительные статьи!

Поддержать автора и посодействовать покупке нового компьютера